Москва была все той же — и неуловимо новой. Я видел очень много приезжих. Мне пришло
в голову, что так называемое «нашествие варваров» вряд ли воспринималось римлянами
пятого века как нечто большее, чем наплыв необычно большого числа мигрантов на фоне
непрерывно растущей толерантности властей… А ведь тут, как жаловался Иоанн Грозный,
не только третий Рим, а еще и второй Израиль. Трудно ждать от зимней Москвы, что она
поднимет тебе настроение своими видами.
Когда до Тверского бульвара осталось минут пять езды, я опять стал слышать голос
Григория:
— …и не надо себя за это презирать. Если вы у меня пососать хотите, вы так и скажите, не
стесняйтесь. Я в такие вещи врубаюсь…
Я даже не разозлился.
Улл был прав. Человек подобен калейдоскопу, картонная труба которого догнивает свой
короткий век, пока внутри пересыпаются блестящие, самодовольные, острые и отважные
стекляшки, дробным отражением которых любуется Великий Вампир. Можно ли злиться на
калейдоскоп, когда понимаешь, как он работает? Нет. Человека можно только любить.
Только любить и жалеть. Лучше всего — издалека.
— Уймись, Григорий, — попросил я кротко. — Меня вырвет сейчас.
Комментариев нет:
Отправить комментарий